Хитрости эльфийской политологии - Страница 62

— Ир, сегодня твой дедушка с Камю придет.

— Когда? — застыв на секунду, с трудом выдавил из себя мерцающий.

— К вечеру, я думаю. Как раз успеем рассказать всем о кинопоказе.

— И что же мы будем смотреть? — оживился Машка.

— Фильм о войне… — начал я, но в этот драматический момент мой желудок разразился такой трелью, что все и думать забыли о кино. Мне даже как-то неудобно стало от того, как они все дружно озаботились тем, чтобы накормить меня, болезного. Посмотрел на ребят и понял, что они моя семья, но увы, даже родным время от времени следует мозги вправлять, а то на шею сядут и ножки свесят. Кому от этого лучше станет?

Камю и Пестрый объявились в университете не к вечеру, как я предполагал и Ира настраивал, а уже к обеду. Я и поесть-то толком не успел. В кое-то годы, мы с колокольчиками решили похавать в общей столовой, и, нате вам, явление хвостатого Фимы народу. И, главное, если я правильно понял, ему, с его-то опытом в мерцании, не принципиально в каком виде шастать, но тут у него, похоже, фамильная вредность взыграла, вот он и передо мной в этом своем полузмеином виде предстал, и потом не подумал перевоплотиться. Мне милостиво дали дожевать, под изумленные взгляды студентов, тоже присутствующих в столовой, потом вытащили из-за стола чуть ли не за шкирку и с подозрительно ласковыми улыбками (удивительно, но похоже эти двое уже спелись, уж больно одинаково они мне улыбались) потащили к ректору. Разумеется, предупредить Карла о визите столь занимательных гостей никто не успел. Его спасло только то, что Ир меня с этими двумя наедине не оставил и потащился следом. При этом на своего деда отреагировал очень странно. Это потом до меня дошло, что Фима мог не знать это его светлоэльфийское мерцание, поэтому не понял, что перед ним, собственно, внук и есть. А я сходу не сориентировался и даже не подумал их представить. К тому же, был так ошарашен, что к Иру по имени не обращался, вот старший мерцающий и не уразумел, что этот светлый эльф, держащийся рядом со мной, и есть его блудный внучек. Все раскрылось, когда Ир не позволил им с Камю войти к Карлу без доклада. Напомнил, что он его бессменный секретарь и отправился докладывать. В приемной мне пришлось выдержать странный взгляд Фимы. Он понял, кто такой Ир, но так ничего и не сказал. Только посмотрел на меня пристально и с какой-то подозрительной задумчивостью. Я бы даже сказал оценивающе. Правда, в каком контексте он решил меня оценить, я, увы, понятие не имел.

Ир вернулся за нами минут через пять, галантно отворил дверь, предложил войти. Там напротив стола уже стояли три кресла. Вообще, теоретически их должно было быть четыре, хотя, Ир, как преданный помощник, мог бы и постоять рядом с креслом Карла. Но нет, он вместе с нами с Камю занял отведенное для него место по правую руку от меня, а вот Фима снова приспособил в качестве стула свой роскошный хвост. Да и не смог бы он усесться в среднестатистическое кресло. Карл нас поприветствовал и долго и внимательно слушал то, что говорили ему Пестрый и Камю. Первым, конечно, принялся заливаться соловьем серый кардинал. Я даже заскучал, так как добавить к описанию моих приключений в Чаще Лис мне было особенно нечего. Фима просил свести его с тем магом-отшельником, который создал наши с Илюхой артефакты, блокирующие магию. Карл обещал, при этом тут же достав из стола еще один — третий по счету, крестик, и в качестве доброй воли протянул его Фиме, как дар. Тот принял и посмотрел сначала на меня, потом на Ира. Тот ответил ему напряженным взглядом, и я решил, что будет не лишним сразу все прояснить.

— Раньше чем через месяц даже не просите, — заявил решительно и твердо. Разумеется, на меня непонимающе воззрились все. Пришлось развить свою мысль дальше, ведь им, на радостях, похоже, это даже в голову не пришло: — С Клёмой у меня получилось все спонтанно. Поэтому, я считаю, что нужно хотя бы месяц подождать, чтобы наверняка убедиться, что с малышом ничего такого не приключиться, а уж потом к остальным с развоплощением приставать.

— Разумно, — заметил Карл.

— А что, по-твоему, может произойти? — заинтересовался Камю.

— Не знаю, — пожал плечами, — Но мне, например, не дает покоя, что он пропал так много лет назад. Кто может сказать наверняка, как после такого будет походить его взросление?

— Хочешь сказать, что он может начать наверстывать упущенное не только в психологическом возрасте, но и в физическом? — подал голос Ир.

Я пожал плечами и честно повторил, что ни в чем не уверен и понятие не имею, что с малышом произойдет дальше. Помолчав, все со мной согласились. Но подаренный Карлом крестик Фима забрал. Дальше Камю не особо деликатничая выпроводил нас с Иром из кабинета. Судя по всему сильным мира сего хотелось в тайне от всех посекретничать. Мы с мерцающим не особо возражали. Нам еще предстояло подготовиться к заявленному мной намедни киносеансу.

Ир полностью расслабился и даже думать перестал о том, что совершил и чем теперь все это может для него обернуться. Я не мстительный и не обидчивый, но все равно твердо решил проучить своего нерадивого в дружбе друга. Понимаю, что Ир раньше к себе никого не подпускал и ни с кем в по-настоящему близких отношениях не состоял, могу его оправдать в своих глазах, но не хочу. Это не месть и не обида, это трезвый расчет. Мы с ним об этом уже говорили, когда он повадился меня чуть ли не на руках, как кисейную барышню, таскать, спать укладывать, о болячках моих на каждом углу трепаться. Тогда меня это сильно задевало, и я прямо сказал ему об этом. Он вроде бы понял, но теперь, похоже, расслабился и забыл все, о чем мы тогда говорили. Самое время напомнить. Раз говорить бесполезно, нужен наглядный пример, да такой, чтобы впредь пять раз подумал, прежде чем лапшу мне на ушах развешивать и скрытничать там, где дело выеденного яйца не стоит. Я собирался серьезно поговорить с ним вечером. К концу дня, когда все приготовления были почти закончены, это стало животрепещущей потребностью. Я боялся передумать. С каждым часом оправданий для мерцающего находилось все больше и больше, и быть твердым, как гранит, становилось все труднее. Но решил держаться до конца. Возможно, глупость, а возможно и единственный шаг предотвратить куда более серьезные разногласия в будущем.